Главная Содержание Карта Онтокритика (блог) Поиск по КОРНИ-проекту
Сделано в проекте КОРНИ для приватизации своей жизни: Я — человек: самоизобретение, самопроизводство, самоэксплуатация. Онтокритика: прагматический инструмент себяведения и себявладения

Клиент везде.., или Мифы консультирующего мышления

Е.Н. Волков, Государственный университет — Высшая школа экономики, Нижний Новгород

Впервые опубликовано: Волков Е.Н. Клиент везде.., или Мифы консультирующего мышления // Здоров’я України — ХХІ сторіччя. Неврология. Психиатрия. Психотерапия. № 4 (15), декабрь 2010. — С. 46-47 (0,5 п.л.) http://health-ua.com/articles/6226.html, pdf — http://health-ua.com/pics/pdf/ZU_2010_Nevro_4/46-47.pdf

Консультанты, консультаны и консултаны (вместо эпиграфа и предисловия)

Люблю играть с языком, со смыслами и созвучиями. И однажды столь привычное мне слово «консультант» в процессе написания очередной статьи о проблемах невежества и шаманства в постсоветской практической психологии вдруг рассыпалось на три части: собственно «консультанты», «консультаны» и «консултаны».

«Консултаны» — понятно, от слова «султан», т.е. те психологи и психотерапевты, которые видят себя пупом мира и мудрости, а всех клиентов — и младших коллег — держат за презренных подданных, с которых надо драть три шкуры и свысока учить «уму-разуму».

«Консультаны» — это от слова «путаны», т.е. проститутки, стремящиеся чем и как угодно ублажить клиентов или проманипулировать ими, чтобы те снова и снова приходили к ним за советом и за счетом за обслуживание.

А консультанты — просто профессионалы, действительно помогающие клиентам решать проблемы — если последние по-настоящему этого хотят и этим занимаются.

***

Моё базовое университетское образование — историк. После университета, правда, я сразу переключился на социальную психологию и социологию, а затем и на практическую психологию, но историческое образование считаю своим большим счастьем, поскольку оно в полном смысле базовое (фундаментальное) для всего социо-гуманитарного знания. И ещё будучи студентом-историком, я уже занимался критическим анализом исторических концепций (историографией) и теорией истории. Благодаря замечательным учёным, с которыми меня свела судьба в самом начале пути в науке, я хорошо усвоил тот принцип, что исследователь должен относиться к любой теории и любому другому продукту человеческого интеллекта как к всего лишь результату специализированного ремесла обычных несовершенных людей — и ни к чему больше. Этот принцип позволяет рассматривать все теоретические и практико-технологические гуманитарные построения с самых разнообразных точек зрения и в какой угодно плоскости, если требуется понять, как и для чего это сделано и чем объективно является независимо от заявлений и представлений их непосредственных создателей и увлеченно верующих пользователей-последователей.

При перемещении в сферу практической психологии я столкнулся с преобладанием иного типа отношений специалистов с теориями, больше напоминающего отношения верующих к догматам, чем применение науки на практике. Одним из наиболее ярких случаев, позволивших явно наблюдать именно такое «религиозное» воззрение на психотерапию, был связан с именем Александра Сосланда, точнее, с реакцией завкафедрой психотерапии известного медицинского вуза на содержание диссертации названного исследователя, на защите которой последней пришлось присутствовать. Учёная дама, справедливо заслуженная и уважаемая во всех отношениях, вспоминая в разговоре со мной «этого Сосланда», буквально кипела от праведного возмущения «еретическими» построениями «отступника». И гнев её был вызван не какими-то конкретными и серьёзными научными ошибками в работе коллеги, а именно тем, что А. Сосланд посмел посмотреть на психотерапию как на продукт вполне земного рукоделия, только и всего. Желающих подробнее ознакомиться с тем, что у него получилось, отсылаю к весёлому тексту с полуакадемическим-полупопсовым названием «Фундаментальная структура психотерапевтического метода, или как создать свою школу в психотерапии»¹.

А. Сосланд, однако, не ограничился святотатственным обращением с психотерапевтическими концепциями как с садово-огородным инструментарием, а попытался в следующих работах взглянуть на психолого-психотерапевтическое сообщество как на обычную социальную группу с определённой идеологией и интересами и с претензиями на кусок от пирога власти, — например, в статьях с названиями «Об идеологической сущности психотерапевтического сообщества»² и «О психологократии»³. Перечисленные работы легко найти в Интернете на свободном доступе, поэтому нет необходимости их здесь пересказывать.

Крайне интересно то, что при всей их провокативности по отношению к «священно-веровательным» стереотипам психологов и психотерапевтов, указанные работы не являются предметом горячего обсуждения и оценок коллег ни на специализированном портале «Флогистон» (http://flogiston.ru), где они (две статьи) размещены автором, ни в каком-либо другом сетевом ресурсе. Мне, во всяком случае, не удалось найти следов дискуссий, связанных с деконструктивистскими и социологизирующими взглядами А. Сосланда на помогающую психологию.

Связано это, на мой взгляд, с несколькими причинами. Первая — слабая общенаучная подготовка и теоретическая культура основной массы практикующих консультантов и психотерапевтов. Вторая — ещё более слабая социо-гуманитарная составляющая в компетенциях данной группы специалистов, особенно по части социологии. В силу первых двух причин они просто не могут на равных вступать в подобные дискуссии. Третья причина — нежелание расставаться с приятными для самолюбия и самооценки иллюзиями, образующими комплекс «душеведов» и «экзистенц-мастеров» бурения «бессознательных глубин».

И что с того — может спросить кто-нибудь, полагая, что перечисленные «грешки» не сильно мешают практикам душеспасения оказывать страждущим эффективную помощь. Такое снисхождение было бы полностью оправдано, если бы качества мышления консультанта и свойства применяемых им методов сталкивались бы со свойствами изолированного клиента в некоем изолированном пространстве, не пересекающемся с обстоятельствами и свойствами всего реального общества. Тот факт, что консультант работает с клиентом в закрытом для других кабинете, не создаёт ни для первого, ни для второго некую независимую параллельную «психотерапевтическую» вселенную. Работа с сознанием и психикой человека без необходимого уровня знаний об обществе похожа на то, как если бы ихтиолог, исследуя какие-то виды рыб, игнорировал знания об океане, воде, водной растительности и прочей морской экологии.

Если же психологи хотят быть по-настоящему профессиональными и научно ответственными человековедами, то им стоит научиться задавать много непривычных вопросов и расстаться со многими привычными мифами. Например, ставятся ли в соответствующем профессиональном сообществе в полную силу такие вопросы, как:

• Какие цели, задачи и функции помогающего консультирования (психотерапии) в социуме?

• Какую личность «конструирует» для себя тот или иной консультативный подход? Какой мир? Кто-нибудь пытался представить, что должен представлять из себя человеческий мир, если верна та или иная концепция, или каким мир и люди в нём будут, если они все успешно реализуют в своей жизни те явные и неявные принципы, которые им предлагает определённый подход?

• Как работать с проблемами современной работы? Что могут теоретически и, самое главное, практически ответить психологи и психотерапевты на книгу И. Драгунской «Код завинчивания. Офисное рабство в России»⁴ с описаниями деформирующего и травмирующего психологического давления на рабочих местах в современных фирмах и гигантских корпорациях?

• Может ли система консультирования выполнять роль инструмента эпидемиологического исследования? (Телефоны доверия, кстати, имеют практику и опыт сбора данных и анализа характера обращений за психологической помощью, но мне неизвестно, чтобы кто-то серьёзно занимался их сбором и анализом на хорошей социологической основе).

• Какая часть населения хотя бы потенциально способна решать свои проблемы с использованием помощи консультанта или психотерапевта? Вопрос не финансовый, а «технический». Это примерно тот же вопрос, что и: «Какая часть населения способна существенно продвинуться в освоении основ, например, сайтостроения, воспользовавшись серией часовых консультаций специалистов?» Это уже вопрос образования, примерно такой же важности, как и обучение современных граждан пользованию компьютером и Интернетом. Но и предоставляемая психологическая помощь должны быть тогда на уровне компьютерно-сетевого хайтека — и помощь в Сети становится уже весомой сферой и по количеству запросов, и по накопленному опыту, и по перспективе неизбежного расширения онлайн-консультирования.

• Курабельны ли клиенты? Не надо ли психотерапии и консультированию уйти в образование, чтобы подготовить клиентов?
• Поспевает ли психотерапия за тем, как и куда меняется клиент как часть современного общества и воплощение современной культуры?
• И не нуждается ли клиент в предтерапии, чтобы воспринять психотерапию?
• Чем себя человек движет к изменению в консультировании? Есть ли у него такие умения и такие элементы сознания и поведения, которые делают возможным требуемое переконструирование себя?
• К какой части населения применима та или иная концепция консультирования?
• Какая часть населения хотя бы потенциально может позволить себе оплачивать помощь консультанта или психотерапевта?
• И возможно ли помочь человеку полноценно исключительно в рамках традиционной индивидуальной психологии и психотерапии, не давая социальных конструктивных перспектив?

Фактически на сегодняшний день получается так, что в консультировании и психотерапии игнорируется самое важное в индивиде — его социальность и сама социокультурная среда со всем соответствующим содержимым и разнообразными динамическими процессами. Полностью, конечно же, социальность индивида проигнорировать невозможно, иначе вы просто не сможете договориться с ним об обмене своей услуги на его денежные знаки. В результате консультирующий разум вынужден решать замысловатую задачу — «упаковать» социум в границах изолированного индивида таким образом, чтобы представить социальные проблемы, социальные свойства и культурно-исторические обстоятельства клиента исключительно его личными заморочками. Словесное оправдание такому фокусу найти несложно — консультанту достаточно всего лишь развести руками и сказать, что он имеет дело только с отдельным человеком в рамках ограниченной компетенции и ещё более ограниченных возможностей влиять на что-либо за стенами своего кабинета.

Подвох тут в том, что многие вроде бы сугубо индивидуальные проблемы в действительности являются продолжениями социальных обстоятельств, и в кабинет психотерапевта приходит как собственно клиент с хвостом социальных нестроений, так и сами социальные проблемы в образе одинокой личности. Сосредоточение на индивиде неизбежно приводит к двум тесно связанным ошибкам: клиент десоциализируется в восприятии и консультанта и своём собственном, а социальные проблемы в искажённом виде атрибутируются личности.

Тут же возникает вполне резонный вопрос: «Когда классики популярных направлений психотерапии создавали свои концептуальные и технологические конструкции, о чём они «бессознательно» заботились в первую очередь — о максимальном познании и эффективной помощи личности в этом сложном мире или об удобных предлогах для получения доходов под видом помощи?» Второе предположение мне кажется наиболее правдоподобным, как ни грустно это признавать.

Объективно получается так, что современная психотерапия не столько помогает страдающим согражданам, сколько расчётливо извлекает выгоду из их почти беспомощного положения. Можно было сказать «спасибо» и за эффект плацебо, если бы он не был столь дорогостоящим и не сопровождался накоплением и усугублением нерешаемых проблем.

Ф. Кушмэн (см. предыдущую мою статью), обращаясь к попыткам психоаналитиков — и всех других психо-центрированных подходов к консультированию, — уловить в теоретические сети актуальные качества современного человека, прямо обвиняет эти концепции в искажении картины социального мира. Сначала он излагает некоторые положения и наблюдения я-психологии Кохута, полагающей я пустым и предлагающей исключительно индивидуалистические — и в силу этого утопические — рецепты «правильного» заполнения кавернозных пространств психики растущего ребёнка душевной заботливостью родителей. Ф. Кушмэн указывает на слабую реализуемость подобных рекомендаций, а самое главное, на гораздо более весомую роль «заполнителей» из внешнего мира:

«Конструкция пустого я, в действительности, является продуктом центрального культурного парадокса... От я нашего времени ожидается функционирование чрезвычайно автономным, изолированным способом. Чтобы достигнуть этого, считается, что индивид должен выработать способность быть я-ублажающим, я-любящим и я-достаточным... И ещё для того, чтобы формировать этот тип я, как утверждают многие психологи, у индивида с ранних лет должна быть воспитательная среда, обеспечивающая в значительной мере эмпатию, внимание и отзеркаливание... Кто должен обеспечивать эту среду? Если взрослые я-корыстны, чрезвычайно амбициозны, весьма ограничены как индивиды, то почему они должны делать выбор в пользу того, чтобы претерпевать я-жертвование и страдания, неизбежные в роли заботливых родителей? Даже с лучшими из побуждений, эмпатическое родительство труднодостижимо, поскольку большинство нужных черт конструируются вне я. Согласно Miller..., единственным возможным результатом этой исторической ситуации может быть поколение родителей, недостаточно компетентных для такой ответственной роли, и, таким образом, поколение потомков, поражённых нарциссизмом.

...Я использую теорию Кохута, чтобы интерпретировать современную эпоху, потому, что, как любая популярная психологическая теория, она является артефактом, одинаково освещающим и искажающим социальный мир, который она пытается описать... Дальнейшая критика, особенно замечание о том, что психологический дискурс не только описывает, но также активно предписывает пустое я, относится к Кохуту в той же степени, что и к другим современным теоретикам»⁵.

Психотерапия в своих первоначальных интенциях была, возможно, всего лишь излишне наивна и альтруистична, хотя бы в лице некоторых «отцов-основателей». В реальной практике попытка найти в человеке нечто, с чем можно было бы результативно работать на индивидуальном уровне для уменьшения страданий и увеличения индивидуального же счастья, обернулась во многих случаях приписыванием различных фантазийно сочинённых вариантов этого «нечто» и фактически тотальным введением клиентов в заблуждение. Клиентам прямо или подспудно транслируются и внушаются неадекватные реальности представления о них самих, о научных знаниях о психике и сознании, о социокультурной составляющей индивидуального существования и о путях решения их жизненных проблем.

По точной формулировке Ф. Кушмэна, «вера во врождённую, развёртывающуюся программу каждого уникального я повышает ценность внутреннего мира личности за счёт внешнего, материального мира. Sass... показал, каким образом идеи Кохута являются частью Контрпросвещения и романтических традиций экспрессивистской (expressivist) формы современного гуманизма... Эта ветвь гуманистической мысли увековечила то, что Taylor ... назвал радикальной рефлексивностью. Данная опасность, согласно Sass.., состоит в том, что такая чрезвычайная озабоченность внутренним я приводит к обесцениванию социального мира или его игнорированию за исключением той степени, в которой он отзеркаливает (я) и соответственно становится присвоенным я. Социальное, таким образом, теряет своё влияние как материальная сила, и социальные проблемы теряют свою связь с политическими действиями. Поэтому индивиду остаётся разглядывать стикер на бампере: «Воображай (визуализируй) мир во всём мире»»⁶.

Должен заметить, что, попробуй консультирование быть более научным, социальным и честным, число практикующих специалистов в нынешних условиях и при имеющемся уровне знаний и умений платежеспособной публики быстро бы сократилось до смешного по ничтожности количества. А вот количество шарлатанов и консультанов, скорее, увеличилось бы ещё больше, хотя и сегодня, по последним официальным данным, в России колдунов на 200 тыс. человек больше, чем врачей. Боюсь даже прикидывать разницу между количеством профессиональных консультантов и психотерапевтов и объединённой армией недопсихологов/недопсихотерапевтов и «духовно-энерго-полевых целителей».

Такое количество «как бэ психологов» и откровенных шаманов — это и показатель спроса на что-то, лишь напоминающее помощь, и показатель качества существенной части «как бэ клиентов». Примерно та же картина в потреблении искусства и науки — попсовое искусство и псевдонаука идут «на ура», а качественные продукты пока способны воспринять и усвоить очень и очень немногие.

Консультирование и психотерапия в тех разновидностях и формах, которые пользуются наибольшей популярностью одновременно как у тех, кто продаёт такую помощь, так и у клиентов, в существенной степени являются симптомом импотенции современного человека в самоконструировании (самостроительстве) и в принятии ответственности за свою жизнь. Почему я не говорю о самоактуализации? Потому что это чистой воды пустой миф, как раз и призванный прикрыть более благородным ярлыком указанную импотенцию.

Какие средства протезирования социоимпотенции предлагает современное общество? В весьма метком наблюдении и обобщении Ф. Кушмэн объединяет две сферы, создавшие и продвигающие такой протез внутреннего стержня индивида, как стиль жизни как решение любых проблем на уровне атомизированной личности: рекламу и психотерапию. Обе отрасли обращены к изолированному индивиду и не смеют касаться серьёзных социо-экономических, культурных и политических проблем. В обеих указанные отраслях «стиль жизни (life style) используется как псевдокультура, — псевдокультура, которая обещает немедленное, иллюзорное средство исцеления, «трансформацию»»⁷. И реклама, и психотерапия вместо изменения социальной среды предлагают «быстрое, легкое и простое» изменение идентичности.

Реклама наиболее прямо и цинично предлагает «иллюзорный обмен одной жизни на другую». «Для тех, кто отчаялся и потерял надежду насчёт своей реальной жизни, желание потреблять и принять новую идентичность, новую жизнь, может быть очень мощным. Использование правильной зубной пасты или отождествление с наиболее обнадеживающим или могущественным политиком скрытно обещает потребителям, таким образом, волшебно иное, переделанное (трансформированное) я»⁸. В психологии и психотерапии это явление приобрело более сложные и еоднозначные формы, о чём речь пойдёт в следующей статье.