Александр Челкаров

ЧЕЛОВЕК-СЕКТА

Часть 1
Часть 2

Я не склонен к глубокому самоанализу на публике. Но необходимость этой книги вызрела из того, что, мне кажется, было бы целесообразно передать другим свой тяжкий опыт зависимой жизни. Чтоб не повадно было... Если прочитанное поможет кому-то лучше осознать свои отношения с окружающими, я считаю, цель этой книги будет достигнута.
Для меня же эти тексты еще и своего рода самотерапия. Быть может, изложив вот так, на бумаге, все свои переживания, естественно со здоровой долей рационализма, я избавлюсь, наконец, от мучающих меня воспоминаний.
Итак, эта книга о том, как я сделал себе секту и жил в ней почти полгода, потому что львиная доля, за все происходившее со мной, лежит на мне. Опыт, конечно, в каком-то смысле бесценный. Но лучше б его не было!


ТАК МНОГО ВПЕРЕДИ...

С ней мы встретились, когда я переживал один из самых сложных этапов жизни. Я разрывался между журналистикой, графикой, психологией и театром, и никак не мог выбрать, чего же точно хочу и как дальше буду жить. Как мне хотелось уйти от всего этого...
Я играл из себя удрученного, немного мрачного, философичного студента, проводящего много времени в тонкой, но, увы, пустой болтовне.
Помню в то время, я много рисовал, слушал медитативную музыку, все дальше забрасывал учебу, а в отношениях с друзьями появился странный холодок. В общем, тянуло на что-то новенькое, необычное и я усиленно искал это “что-то”, но никак не мог найти.
Единственное, что радовало — так это еженедельные поездки в Москву на курсы. Во время них я и сблизился с Альбертом. Странный человек — этот Альберт. Я всегда испытывал к нему чувство тяжелого отвращения, а тут что-то стукнуло и я намеренно, под разными предлогами стал общаться с ним. Много говорить...
Именно через Альберта я и познакомился со Светланой. Тогда я воспринял её как простую милую девушку и вяло подумал — начать... или не начать?
А потом, совершенно неожиданно, состоялся мерзкий диалог с Альбертом. Мы ехали в Москву, тряслись в электричке и он как-то между прочим спросил:
— Знаешь, может тебе это будет неприятно, но мы обсуждали со Светланой, была ли у тебя хоть раз девушка. В общем, спорили... Так вот Светлана убеждена, что была, а мне кажется, исходя из моих наблюдений, что нет. Рассуди, кто из нас прав?
— Она... — сказал я, неприятно удивившись. С какой это стати ему с этой... Светланой, обсуждать мою интимную жизнь? А потом, я хоть и выгляжу одиноким, философствующим идиотом, но не до такой же степени. Что же он хочет — чтобы я доказал ему наличие у меня сексуальной жизни?
И я забыл бы этот разговор, но Альберт упорно возвращался к нему несколько раз. Однажды, прямо на лекции он стал с умным видом выпытывать у меня:
— Ты говоришь, что у тебя была девушка... А не мог бы ты мне рассказать, как это было в первый раз?
— Зачем?!
— Понимаешь... мне кажется у тебя сложности в этой сфере. Это плохо. С этим надо работать.
— Извини, но я не буду с тобой говорить на эту тему.
Меня распирало от возмущения. Да кого он из себя вообразил — “надо работать...” Да какое он имеет право лезть мне в душу, что-то там решать и пытаться перестроить? Это был, наверное, последний мой праведный гнев. А потом...
Потом как-то поначалу ненавязчиво, но стабильно, в моей жизни все чаще стала фигурировать Светлана. Она неожиданно подворачивалась мне то тут, то там, улыбалась и просто сияла, глядя мне в глаза. Позднее она буквально атаковывала меня. Запросто, она могла подойти ко мне в коридоре института, обнять, прижаться и стоять так минуты. В это время все мысли путались в моей голове...
Друзья уже загадочно подмигивали, кое-кто даже поздравлял, а между нами еще ничего и в помине не было. Ведь я совершенно не знал ее!
Она же делала недвусмысленные намеки, и получалось так, что я сам приглашал её встретиться. Теперь первая моя мысль при пробуждении утром была о ней, а вернее об этих мучительных, неопределенных отношениях. С одной стороны у меня было слишком много дел и проблем, чтобы впадать в любовь, с другой, по здравому смыслу, отказываться от отношений с привлекательной девушкой...
Однажды она обняла меня в холле, где был Альберт и его друзья. Все они, созерцая обнимающуюся пару, одобряюще улыбались, а Светлана, подняв на меня свои ангельские очи, сказала: “У нас еще так много впереди...”

Я брошу веру...

Роман развивался стремительно. Но отношения наши не строились. Ведь мы оказались совершенно разными людьми. Светлана из книг, кроме Антаровой, Лазарева, почти ничего не знала, по крайней мере, не упоминала. Она верила во всякую чушь. Например, она искренне считала, либо специально говорила с какой-то целью, что наша встреча — несомненно, судьба и меня ей нагадала какая-то “очень сильная” ведунья: “Так и сказала — придет он и в имени его будет буква “а” и будет и него книга в руках. Книга — это значит ты очень умный, а буква “а” — так тебя же зовут Александр...”
Я ко всему этому старался никак не относиться, хотя первые моменты постоянно обжигался, высказывая вслух свои вольные мысли по поводу и без повода. В ответ она в секунду становилась яростной, злой, фанатичной.
Впрочем, все это было намного позже, а в начале — она создала прекрасную видимость покоя, стабильности отношений, показывала себя как невероятно покладистого человека. Она влюбляла меня в эту среду каждый день все сильнее и сильнее. Я проводил у неё дома невероятно много времени в разговорах ни о чем и ночевал у неё уже больше, чем дома.
С самого начала наших отношений я был с ней откровенен и вел себя естественно. Она же “раскрылась” намного позже и только тогда я узнал по-настоящему, что она за человек, только было уже поздно. А пока она мастерски играла типичную “домашнюю” девочку, причем делала это неосознанно. Это был её образ жизни, её тактика.
Но все могло разрушиться, так и не начавшись, когда она решила... бросить меня! Действительно, первые дни ей было невероятно тяжело со мной, и она уже думала, как тактичнее порвать и поделилась своими соображениями с Альбертом. Но тот жестко ответил, что она не должна бросать меня ни в коем случае. “Если ты оставишь его, я оставлю свою веру! — сказал он. — Все, что ты чувствуешь сейчас — это твоя слабость, тебе надо перебороть ее”. Альберт был невероятно влиятельным человеком в её жизни, она согласилась и через силу продолжила свое общение со мной.
Потом, спустя месяцы, она расскажут мне об этом разговоре... Уже тогда меня исключили из обсуждения вопроса, который касался никак не Альберта, а исключительно нас двоих. Уже тогда существовала некая скрытая режиссура, о которой я ничего не знал. Никто не спросил, чего хочу я. Нравится ли мне происходящее. Для них я был объектом. Мое мнение игнорировалось. И теперь я понимаю, что Альберт, возложив на себя миссию вершителя судеб, собрался поучаствовать и в моей жизни. Решив, что у меня какие-то проблемы, возможно на сексуальной почве, он задумал совершить очень благое дело. Свести меня со Светланой, подарив много “большой и чистой любви”. Но, делая это, он не учел одной принципиальной вещи: желаешь человеку добра — спроси, а нужно ли ему твое добро?

БОГ — ЭТО... ТАРЕЛКА

Я помню этот жуткий вечер. Свое ужасное настроение и как тщательно я его маскировал, механически улыбаясь. Мне страстно недоставало покоя и женской ласки, но Светлана вела себя как-то странно и когда мы наконец остались одни, в пустой квартире, решила, что мы будем смотреть какой-то концерт. “Или ты хочешь сказать, что он тебе не нравится?” — спросила она на повышенных тонах. Я что-то буркнул в ответ, затем, не выдержав у телевизора и нескольких минут, ушел в комнату. Спустя немного времени, пришла она и устроила истерику о моем эгоизме и неспособности хоть немного потерпеть ради нее. Она говорила о наших совершенно разных взглядах на мир, о том, что мне заведомо не нравится все, что нравится ей. Я уже проглотил это пилюлю, как внезапно, где-то под конец своего яростного монолога, Светлана спросила: “Вот, что, по-твоему, Бог?”. Ошарашенный вопросом, я покраснел от напряжения, но никак не мог собраться с ответом. В голову лез какой-то бред и мне представлялся огромный дед, сидящий на троне в небесах, но я понимал, что это не то... В общем, я страшно нервничал, но почему-то был твердо уверен, что обязан ответить на этот вопрос, иначе... Иначе упаду в её глазах и никогда не поднимусь обратно.
— Бог — это то, что я не могу сам, — сказал я, единственное, что пришло мне в голову.
— Да? — проговорила она, с интонацией такой насмешки и превосходства, что у меня все сжалось внутри, — а вот убить? Ты же не можешь убить. Я знаю, ты не способен... что же по твоему, значит Бог — тот, кто убивает?..
Я, чувствуя, как падаю в пропасть, что совершил непоправимую ошибку (на самом деле логическую ошибку совершила она), начал говорить что-то бестолково и быстро. Я описал ей одно из самых сокровенных своих религиозных воспоминаний-переживаний. Довольно пространно прослушав мой страстный монолог, она сказала: “А вот, когда Аллочка спросила у Альберта, что есть бог, то он взял со стола простую тарелку и сказал, что вот это бог и есть, потому что бог он везде и во всем. Честно говоря, я не очень тогда поняла Альберта, но я точно знаю — он не может ошибаться. Просто ни ты, ни я не достигли еще его уровня понимания...”
После этого все смешалось в моей голове: “Бог — это тарелка? Действительно все очень просто... Но постойте — это же бред!!! Но ведь это говорит она. Значит, я действительно чего-то недопонимаю, просто не врубаюсь. Значит, есть что-то выше...”
Так, я предоставил ей право решать за меня, что для меня есть Бог и в моей голове даже не мелькнуло мысли поступить как-то иначе...
С тех пор я постоянно шел на уступки, ведь что есть небольшое согласие, когда уступил, чуть ли не в самом главном. Нет, я не стал считать Бога тарелкой, но если рядом была она то... Я действительно согласен был думать что Бог — это тарелка!

НЕ ЗЛИТЬСЯ

Я постоянно подстраивался под её настроение. В канун Нового года у ней случился приступ беспричинной злобы ко мне. Несколько часов она была жутко раздражительна и на любое мое неловкое движение просто вскипала.
Исходя из того эзотерического бреда, которым я себя нашпиговал, я выбрал тактику абсолютного непротивления и нереагирования. Я старался быть спокоен как слон и не давал вырваться ни одной эмоции наружу. И впоследствии я всегда поступал так, отвечая на оскорбления лаской. Я вывел внутри как основной постулат: “Мне нельзя злиться на неё и отвечать на её удары тем же”. Почему я это сделал?
“...Мне так паршиво... Наши отношения стали невыносимо тяжелы. С ней я как лакмусовая бумажка — все недостатки наружу. О, язык мой — враг мой! Мне тяжело... Но я люблю ее, я готов менять свою жизнь, я буду бороться за нее, я сделаюсь таким, каким она хочет меня видеть, и знаю, что при этом не потеряю своего лица.
Я измотался ужасно. Дома почти не живу, не ночую...
...Наши отношения доходят до того, что я просто начинаю бояться ее. Бояться говорить и прикасаться к ней.
Я выбит из колеи...
...Я не раб. Я не раб. Я не раб никому. Я свободен. Я искренен и я не лжец. Господи, помоги мне. Избавь меня от эгоизма, лицемерия, гордыни, хамства, безразличия, цинизма. Я буду, я уже есть — сильный, свободный, нежный, умный, грамотный человек... Я окружу её любовью. Мы преодолеем все наши беды. Черт! Я женюсь на ней. Я буду с ней. Господи, дай мне силы.
Да не подвергнутся сомнению, да делать по велению света души! Как же мне плохо, в пору сдохнуть...”

из дневника 2 января 19—год

Итак, вместо открытого, конструктивного диалога, я выбрал молчание. И далее я молчал все больше и больше, говоря только тогда, когда об этом просила меня она.

ИСПОВЕДИ

После каждого срыва на меня Светлана, по прохождении некоторого времени, извинялась и признавала, что вела себя неправильно. Хотя стоит признаться, что это явление наблюдалось впоследствии все реже и реже.
Она плохо о себе отзывалась, говорила (лгала), что изменится, что этого больше не повторится, а мне надо потерпеть и не обращать внимание. “Я же тебя люблю, — говорила она, — и ты знаешь, какая я настоящая, а когда я стерва, то не принимай это всерьез”. Далее шел страстный поцелуй, я расцветал и забывал обо всем.

ТЫ НЕВНИМАТЕЛЕН!

Однажды я не заметил, что у неё жар, когда она попросила пощупать ей лоб. Потом, она постоянно напоминала мне об этом, создавая стойкое чувство вины. Не заметить болезнь такого близкого человека!
“Ты абсолютно не слушаешь, что я говорю. И постоянно перебиваешь! Ты совершенно не можешь нормально говорить, да и твои друзья тоже. Слушаю вас и ужасаюсь — сплошной базар. Надо сначала внимательно выслушать, что я говорю, а уж потом говорить свое” — учила она меня правильной речи.
С этих пор, стоило ей начать что-то говорить, я наклонял голову и делал вид, что внимательно слушаю.
Однажды, ночью, после трудного дня я ночевал у нее. Я жутко устал, а ей не терпелось поговорить. В общем, около часа через силу я слушал какой-то бред, пока просто автоматически не отключился. Эту ночь она припоминала мне в течение трех месяцев...
Ей же было плевать на то, чем я занимаюсь. К моим публикациям в газетах она относилась прохладно, когда моя графика попала, наконец, на выставку, она была единственным человеком, который не выразил по этому поводу никаких эмоций, хотя я и таскал её в выставочный зал. Обсуждали мы преимущественно её интересы, учебу... Я даже никогда не делился с ней своими впечатлениями от театра или книги — знал, что не будет слушать.
Однако, не видя и не слыша, что глобальное происходит в моей душе, она обращала внимание совсем на другие вещи...

ПЕРЕЖЕВЫВАЙ ТЩАТЕЛЬНО

“Ты абсолютно не умеешь есть. Как ты ешь! Мне стыдно смотреть. Глотаешь все кусками, торопишься... Ты совершенно не заботишься о своем здоровье. Надо есть долго, тщательно пережевывая, наслаждаясь пищей” — учила она меня есть.
Теперь я ел тщательно. Контролировал все движения ложки и страшно боялся, если капну или накрошу. Это было непозволительно. Нет, она не контролировала, сорю я или нет, просто так я решил внутри, для себя.
Самое интересное, что тщательно пережевывать я стал и без нее, когда обедал дома. А если заставал себя за “хватанием кусков”, то чуть ли не бил по рукам. Однажды, как примерный мальчик, я с удовольствием рассказывал ей, что как это полезно — правильно есть и я это делаю уже почти непроизвольно. (Кстати все эти правила вы можете встретить в эзотерическом романе Джеймса Редфилда “Селестинское пророчество”, который я к тому времени прочитал, может быть, поэтому я так легко “повелся”).

ДОЛОЙ ПРИВЫЧКИ

“Зачем ты наступаешь на эти люки на дорогах. Я же просила тебя не делать этого, а ты намеренно, назло мне продолжаешь наступать. И хватит толкать меня, когда мы идем вместе...”
“Я терпеть не могу, когда ты кусаешь губы. Это невыносимо. Я сразу же представляю себя старым и дряхлым, что-то пережевывающим. Это отвратительно. Ты можешь этого не делать больше?!”
Конечно! Такая мелочь... Теперь я не кусал губы, а вместе с тем и не улыбался, когда не положено и уж тем более язык не показывал, и смеялся как-то металлически. Боже, как же быстро все это произошло.
Впрочем, поначалу, какая-тол сила сама тянула меня нарушать все эти запреты, за что меня ругали, я начинал считать себя злым упрямцем, мучился чувством вины и в этом замкнутом круге я находился довольно долго, пока не вытравил из себя последнюю непроизвольность действий...

БЕЗ МАСКИ

Я заметил странный феномен, но смысл его осознаю только сейчас. Когда мы сидели в её комнате и вдруг, посреди разговора, шумел за дверью телефон, и она соскакивала и убегала, я оставался один и, только что смеявшийся, подолгу угрюмо смотрел в одну точку. Не знаю, о чем я тогда думал, может быть ни о чем...

КАЛЕКА-ЮМОР

Однажды ей позвонил кто-то важный. Она разговаривала по телефону, а я дурачился, стоял на голове, хохотал. Она бросала на меня гневные взгляды, но я как с цепи сорвался и абсолютно не реагировал.
Как только Светлана положила трубку, она обрушилась на меня: “Ты ведешь себя как ребенок. Я же просила тебя, чтобы ты прекратил, а ты никогда и ни в чем меня не слушаешь и делаешь все наоборот. Неужели нельзя потерпеть и сделать, что я прошу. И так во всем. Даже в мелочах. Ты упрямец!”
С тех пор я смеялся только после нее. Над ней я никогда не шутил и вообще, старался не рассказывать анекдотов или смешных историй, хоть и любитель этого дела.
Впрочем, на людях она позволяла шутить над собой. И я как-то интуитивно понимал это. Ведь это нормально — если любящие иронизируют друг над другом.

ВПРОЧЕМ...

Наши близкие отношения она всячески камуфлировала. И хотя в институте все знали о нас, она решила, что мы должны держаться официально. Когда я однажды попытался в аудитории взять её за руку, она отпрянула как обожженная. Если мы шли вдвоем по улице, а на встречу вываливала группа студентов с её курса, мы прятались в каких-нибудь кустах.
Не понимаю, зачем она это делала. Это-то после наших (хочется написать — ее) публичных объятий...
Может быть, не хотела, чтобы другие думали, что я имею какую-то власть над ней. Ведь есть стереотип, что мужчины обычно доминируют в отношениях. Также у ней была фобия, что кто-то незнакомый узнает, что я занимаюсь с ней сексом, который она полностью монополизировала (“Только когда хочу Я!”) и видела в нем много порочного...

МИНИИСПЫТАНИЯ

Она упрашивала меня делать разные глупые пустячки для нее, которые я ненавидел. Но ведь я, поставивший запрет эмоциям, и не показывал ей (по крайней мере, явно), что ненавижу делать это. Хотя и тут, в своих просьбах она поступала как манипулятор до мозга костей: “Раз ты любишь меня, что стоит тебе выполнить такой пустяк. Можно подумать, я горы тебя своротить прошу. Мне так нравится, когда ты делаешь это. Ты такой милый и похож на ребеночка. Ну... мурлыкни как кошечка”.
И я мурлыкал, надувал щеки, скашивал глаза и пел цоевскую “восьмиклассницу”, которую успел уже возненавидеть (петь я никогда не любил).
И когда я однажды все-таки воспротивился и наотрез отказался надувать щеки (что за бред!), она страшно обиделась и сказала, что для меня такую ерунду сделала бы тысячу раз, и тут же продемонстрировала мне свои надутые щеки. После этого я вынужден был подчиниться...

ВЕЗДЕСУЩИЙ ЛАЗАРЕВ

Я писал уже, что Светлана запоем читала Лазарева и объясняла с помощью его книги (“Диагностика кармы”) почти все, главным образом, конечно, болезни. Однажды я пришел к ней с легким насморком, и она долго рассказывала мне, что это из-за того, что я на неё обижаюсь или таю скрытую злобу. Она часто говорила также, что по Лазареву обида — самое сатанинское чувство, поэтому обиды надо всячески избегать, не злиться и больше молиться. Лазарева я сам не читал, хотя у Светы была привычка не только его цитировать, но и пересказывать целыми абзацами. К учению о карме я относился с большим недоверием, и однажды у меня вырвалось что-то при Свете, про некоторую научную несостоятельность данной теории. Я не ожидал, что Светлана так отреагирует! Она буквально кипела ненавистью, осуждала меня, говорила, что я в этом ничего не понимаю. В общем, разразился скандал на целый вечер. С тех пор о карме и сходных темах я помалкивал и старался их вообще не касаться. Светлана же продолжала объяснять все болячки с помощью книг Лазарева...

СВЯТОЙ САИ-БАБА

С первого взгляда этот кудрявый толстяк вызвал у меня чувство легкого отвращения, но Света долго рассказывала мне о нем, его доброте, святости. Не знаю, откуда она это взяла, но я вскоре и сам начал верить, что живет где-то в Индии сверхчеловек Саи-Баба. Она часто говорила, что мечтает повстречаться с ним, а однажды рассказывала мне про какой-то большой белый красивый дом, где она была, где жила несколько дней, где они пели мантры. Думаю, это было представительство секты в России, впрочем, Света об этом сильно не распространялась, а я не расспрашивал. Однажды она даже спела мне мантру, смысл которой, по-моему, не знала сама. Меня такие вещи немного тревожили, но я списывал это на то, что любой человек имеет право на странности.

БУРИДАНОВ ОСЕЛ

Вышеописанный процесс уступок и принятие чужих мыслей шел очень болезненно. Наши отношения постоянно накалялись и разражались конфликтами, как бы не старался я их погасить. Мне часто приходилось выбирать, и свой выбор я делал в сторону уступки. Уступки, уступки, уступки...
Как же я мучился в то время.
“Никуда не ездил. Днем шел пешком в город, не знаю почему — свернул на дачи, там заблудился и разозлился на все на свете. Сел на колени в снег и отчаянно думал. Опять был в положении буриданова осла. Давно не было так плохо...
...Днем закрылся в ванной и рыдал. Стало легче. И все же иногда кусает страх и сомнение — вдруг Пустота возвратиться?.. Нет!!! Я сам себе царь и раб”.

из дневника 3 января 19—г. в 21.50

“Я не могу сделать осознанный выбор. Я зависим от Нее. То ли ехать, то ли нет?
Писать реферат?..
Идея с Питером уже не кажется такой привлекательной. Все надоело. По моему устал. Устал ли?..
Отговорки.
Черт! Вытащите меня отсюда! Освободите от всего.
Осознание...
Опыт...
Норма...
Цели...
Идеал...
Все к черту! Иду ко дну. Скорей лето, в степь, к черту на кулички. Моя жизнь разбита. Целей нет. Смысла нет. Я вопиюшка. Я ноль. Я калека.
Поеду к Ней? Да.”

из дневника 9 января 19—г. в 15.49

“Жизнь дарит мне новый душевный раскол. Я ошибаюсь. Я разрываюсь на части между собой и ей. Я в электричке, а она не хотела, чтобы я уезжал и надо было остаться, а теперь я жалею и с ума схожу. Я безвольный. Если это любовь, значит ей надо отдаваться полностью и без сомнений, а если я уезжаю, то тогда что это? Ч-ч-черт! Я ведь ничем не смогу заняться дома...
Господи!
Сколько сложных выборов. Работа стоит. Я хочу писать, она мешает, она преграда, любовь мешает, я сам себе мешаю, я не знаю чего хочу. Мне плохо.
В пору разрыдаться. Я так хочу к ней, а только что бросил её и уехал. В чем дело?..
Сколько же можно... Лучше б вообще ничего у меня не было, меня не было.
Буриданов осел.
Это не любовь. Это бред. Это мой бред. Я мучаю её и себя. Чего ты хочешь, ч-чертова душа? Чего?
Я хочу умереть.
Цели...
Образы...
Круги...
Квадраты...”

из дневника 12 января 19—г. в 19.50

TERCIUM NON DATUR

В один из самых тяжелых наших конфликтов я, не выдержав, расплакался (чего она терпеть не могла, ведь рядом с ней надо было быть всегда в повышенном настроении и улыбкой на лице, иначе — яростная атака). Итак, я разревелся и в этот момент вдруг отчетливо осознал, что не смогу жить так дальше, что либо я навсегда потеряю ее, либо просто исчезну. Я написал в её лекционной тетради: “Выбирай или Я, или ты и твое Я”.
Но выбирать пришлось мне, и я выбрал второе. И чем дальше заходили наши отношения, тем фанатичнее отказывался я от всего “ненужного”, по её словам и старался приобрести то, не зная что.
В одном из своих писем ко мне, она так и писала, что письмо адресовано “моему хорошему”, а не тому “другому, злому, кто часто занимает его место”.

ПРОСВЕТЛЕНИЕ


Как-то вечером я решил, что дальше так жизнь нельзя. Что я слишком зол и грязен, что не способен даже любить нормально. И решил, что теперь я буду супердобрым, просто добрейшим и мягким человеком, что никогда и никому не скажу злого слова, что все всем прощу навсегда...
С этой мыслью я сел и написал письма всем друзьям, где просил их простить меня (я слабо понимал за что), а также давал им назидание в жизнь, говорил что люблю и просил измениться в лучшую сторону, чтобы нам всем вместе было лучше жить.
Друзья вспоминают, что в эти дни я выглядел как никогда странно. От меня буквально исходило сияние. Впрочем, выдержать эту нагрузку постоянного безграничного добра я не смог и спустя пару дней впал в жесточайшую депрессию.

МОЕ ВТОРОЕ “ТЫ”

Не могу назвать то, что со мной стало “я”. Вспоминаю и не чувствую ничего... Как будто это был совсем другой человек. Абсолютно Иной. И я называю его поэтому “ты”. Мое “ты”...

“Я никогда жестко не планировал свою жизнь. Впереди лишь туман, хаос и неопределенность. Я в потенции. Я в латентном периоде. Опыт осознания продолжается. Вещи теряют смыслы. Акценты внимания смещаются. Механизмы проекции устаревают. Время идет, а я стою. Инертность — это судьба, но мысль вечна и живет бурно. Мои фантазии по поводу бытия продолжаются. Я космос, но ограничен собственным несовершенством”.

из дневника 15 января 19--, в 10.18

“Купил крестик совершенно неожиданно. Жажду обновления и работы. Буду писать и добиваться. Хочу быть достойным ее. Она такая...” (троеточие здесь совсем не случайно, я оборвал запись, потому что задумался, какая она и не смог ничего написать).

из дневника 4 января 19--, в 15.25

“Светлана сказала, что я очень повзрослел. Это хорошо. Господи, Она так изменила меня. Я другой. Я лучше. Я живу и счастлив.”

из дневника 5 января 19--, в 18.02

“Надо работать. Сегодня я делаю первый шаг к своей цели. Я отказываюсь от удовольствия в сторону работы, и я прав. Это мой сознательный выбор, а не пустое плавание по цепи событий. Я должен быть умным, сильным, гордым человеком. Я им и буду...
Я обретаю веру в себя. Господи, поддержи меня на пути. Да не введи в искушение и избавь от лукавого”.

из дневника 6 января 19--, в 15.59

“Я есть Я. Я доволен собой. Путь обретает конкретные границы. Определенность... сколько раз я искал тебя?.. Хочу, чтобы мною она гордилась. Буду ворочать горы.
Систематика...
Яркость...
Пластика...
Талант...
Конкретика...
Самосовершенствование? Ух... Да + самопознание + опыт человечества + эмоции и некоторый пафос что ли... Насыщенность.
Я есть Я.
Пью этот эликсир и вырастаю на глазах. Но... появилось еще одно — ЗАБОТА О НЕЙ и НАС. Сколько всего впереди... Успею!”

из дневника 10 января 19--, в 15.11

НЕ ВСЕ ТАК РОЗОВО, КАК ХОЧЕТСЯ...

И буквально рядом с этими же мыслями я писал следующее:

“Плохой сон приснился. На огромном противне, в своей еще старой кухне в Казахстане я сжег 5 человек”.

из дневника 3 января 19--, утро

“Совсем недавно мне снилось озеро-море, на дне которого было 500 гробов (цифру помню точно), оно было живое и топило в себе людей.
На душе мерзко. Это не любовь — это... это... Устал”.

из дневника 4 января 19--, утро

“Снился неприятный сон. Был с ней, а вокруг — черви, черви, черви. Немного волнуюсь, а, в общем, все хорошо”.

из дневника 7 января 19--, 14.36

“Бежать?.. Куда. Я счастлив — какая банальная теперь стала вещь. Как автомат. Гадость внутри и ложь. Все иллюзии. Мерзость. И писать не хочется. Серость”.

из дневника 13 января 19--, 22.26

“У-у-у... Фигня всё. Жизнь — ты моя тюрьма. Надо сменить обстановку. Лето, солнце, степь и я один. Было бы неплохо... Фу-у-у... Как это... Несвобода. Пишу уже из дури. Бросаю”.

из дневника 23 января 14.23

Да! Все непережитое до конца, невысказанное, сдержанное, щедро вымещалось в мои сны. Трудно поверить, но ведь я осознавал, что происходит...

“Сейчас решил, что если бы мы жили с Ней вдвоем, я умер бы от скуки буквально на второй день. Я вдруг сейчас осознал, что бегу от Неё. Бегу ежедневно и непредсказуемо. Сейчас мне принесут суп. Господи, что же это? Я так мечтал о любви, а она мне уже н-н-надоедает? Или я превратил её в обязанность?
Ч-черт!
По-моему, меня кроме секса уже мало, что волнует. Низкая скотина!”

из дневника 26 января, 16.51

МОМЕНТ ИСТИНЫ

Итак, я стал очень далек от прежней своей жизни. Я перестал общаться с друзьями, всё больше поверхностно. Я забросил театр, стал регулярным должником в учебе, так ничего толкового и не написал. Ведь все мое жизненное время опосредованно или напрямую планировалось ею...

Да, отныне и навсегда, меня зовут человек-секта! Я — взрослый, сознательный человек, стал сектой...

продолжение следует...